Savaş ve Barış

 

Savaş ve Barış

 

Bu öykünün başlığına bakıp, Tolstoy’un ünlü romanı “Savaş ve Barış” ile ilgili olduğunu zannedeceksiniz belki. Ama değil.

Kasabada yaşayan Haşmet amcanın beş çocuğundan ikisinin isimleri bunlar.

Yahu, bir anne-baba çocuklarına böyle birbiriyle çelişen isimler koyar mı diye itiraz edeceksiniz. Ama oluyor işte.

Haşmet amca, bıkıp usanmadan her sorana anlatırdı:

“Büyük oğlum Savaş,1 Eylül 1939'da Almanya'nın Polonya'yı istila ettiği, İkinci Dünya Savaşı’nın başladığı gün doğmuştu. Tesadüf bu ya, küçük oğlum Barış da savaşın bittiği, Amerika’nın Japonya’ya atom bombası attığı14 Ağustos 1945'te doğmuştu. Olay bu,” derdi.

İkinci Dünya Savaşı Birinci Dünya Savaşı'nın çıkışından 25 yıl sonra başlamıştı.

Tesadüfün bu kadarı olmaz diyeceksiniz, ama Haşmet amca da Birinci Dünya Savaşı’nın başladığı gün, 28 Temmuz 1914 tarihinde doğmuştu. Ve ilk oğlu Savaş, diğer büyük savaşın başladığı 25 sene sonra o yeni evli, gencecik bir delikanlıyken doğmuştu.

Zehra teyze:

“Abovvv,!!! Yeterin gari her doğan çocuğuma bu isimleri koma. Bıktım bu savaşlardan, barışlardan. Benim halim mi va ki her savaşta, barışta çocuk doğuram.“

Savaş, ortaokuldan sonra okula devam etmedi. Babası gibi çiftçilik yapıyordu.

Barış, Ankara’da okumaya gitti. Hukuk okudu, avukat oldu. O yılların olana bitene kayıtsız kalmayan gençleri gibi gençlik hareketine katıldı. Adını 68’lilerin arasına yazdırdı. Siyasi tavrı ve eylemleri nedeniyle başı sık sık derde girdi. Sonra kasabaya dönüp bir taşra avukatı oldu. Düşünce itibariyle kuşkusuz bütün haksız savaşlara karşıydı. Abisine değil tabii. Çok sever, sayardı onu.

Buna rağmen Barış’ın, ismiyle uygun olan sakin, mülayim bir kişiliği vardı.

Savaş da kardeşi gibi haksızlıklara dayanamazdı, ancak nispeten daha hırçındı. Kafası atınca sık sık hır gür çıkarırdı ve içince ileri geri konuşurdu.

Bir iki kere devlet büyüklerine hakaretten içeri girip, çıkmışlığı vardı. Her seferinde avukatı kardeşi Barış idi.

Yine içerideydi.

***

Zehra teyze

“Ayyy savaş çıkmış!” diye koşa koşa geldi

Kızlar sevindi birbirlerine sarıldılar.

“Ayyy ne seviniyosunuz, böyle şeye sevinilir mi?”

“Abla Savaş abim içerden çıkmış demedin mi?”

“Yok, be kız Rusya ile Ukrayna arasında savaş çıkmış,” dedi.

Moskova Devlet Dil Üniversitesi (MGLU)'nde yazar Mehmet Hakkı Yazıcı ile buluşma

 

Moskova Devlet Dil Üniversitesi (MGLU)'nde Türk yazar Mehmet Hakkı Yazıcı ile izleyicilerin de aktif olarak katıldığı yaratıcı bir buluşma gerçekleştirildi.

4 Ekim 2022

Haberin linki: https://linguanet.ru/ob-universitete/news/?ELEMENT_ID=11573&sphrase_id=573556

 

28 Eylül'de MGLU Türk Dili ve Kültürü Merkezi ve Karşılaştırmalı Edebiyat ve Sanatsal Antropoloji Laboratuvarı (LitVedLab) LitClub desteğiyle yürütülen "Çeviri Ortamı" eğitim projesi kapsamında üniversitede Türk yazar Mehmet Hakkı Yazıcı ile bir toplantı düzenlendi.

Türk yazarın adı MGLU için de önemlidir, çünkü bir oryantalist-Türkolog olan, Tercüme Fakültesi Şark Dilleri Bölümü'nde Türk Dili ve Kültürü kıdemli öğretim görevlisi ve Merkez Müdürü olan Mihail Şarov tarafından öyküleri çevrilerek Yabancı Edebiyat Dergisi (Иностранная литература)’nde yayınlanmıştır.

Çeviri Fakültesi’nin Dekanı ve Çeviri Ortamı projesinin ideolojik esin kaynağı Yekaterina Pokholkova'nın yaptığı açış konuşmasının ardından, Mikhail Şarov, çeviri çalışmalarının nasıl gittiğinden bahsetti ve ayrıca yazarın eserlerinin ana özelliklerine değindi.

Ve tabii ki Sayın Yazıcı, MGLU öğrencileriyle bizzat konuştu. Kendisi, çalışmaları ve sanat hakkındaki görüşlerini ve ayrıca klasik Rus edebiyatının, özellikle Anton Çehov'un çalışmalarının kendi yaratıcı oluşumu üzerindeki etkisi hakkında konuştu. Toplantının çalışma dili Türkçeydi, dil desteği Tercüme Fakültesi Türkçe Bölümü mezunu, öğretmen ve simultane tercüman Aleksandr Sargsyan tarafından sağlandı. Türk şubesinin bir başka mezunu Yekaterina Zharova ise etkinliğin moderatörlüğünü yaptı.

Toplantının sonunda, LitVedLab genç araştırma görevlisi Milica Nikolic tarafından bir tartışma bölümü düzenlendi. MGLU öğrencileri on iki yıldır başkentte yaşayan konuğa yazarın edebi eserleri, Moskova ve Moskovalılar hakkındaki izlenimleriyle ilgili çok sayıda soru sordular. En ilginç soruyu soran izleyiciye Yabancı Edebiyat Dergisi (Иностранная литература)’nin Ağustos sayısı armağan edildi.

Para pul olmuş meğer

 

Para pul olmuş meğer

 

M. Hakkı Yazıcı

mhyazici@gmail.com

 

 

“Ulan oğlum, bu kadar da mı salaksın yani, sen artık!”

Çaycı Burhan, Sultanhamam’da Tuhafiyeciler Çarşısı’ndaki çay ocağını oğluna emanet edip, fındığını toplamak için memleketine gidip, dönmüştü.

Döndüğünde karşılaştığı manzarayı görünce de emanet ettiğine edeceğine pişman olmuştu.

Yanında büyük ablasının kocası banka emeklisi Ragıp eniştesi vardı.

“Enişte bu heriften adam olur mu?”

“Sakin ol evladım, delikanlı çocuğa bu kadar yüklenmek doğru değil.”

Burhan, memlekete gitmeden önce toptancısından aldığı çay markası kutularının  neredeyse tamamının olduğu gibi rafta durduğunu görünce deliye dönmüştü..

Bunlar para demekti.

Halbuki normal zamanda böyle miydi?

Çay markalarını çarşı komşusu müşterilerine yüz, yüz elli adet, artık onların tiryakilik derecesine, gelen misafirlerinin çokluğuna göre bazen iki yüz, üç yüz adet peşin verir, içilen çayların, kahvelerin karşılığında markalarını geri toplardı.

Çay, kahve trafiği olağan bir şekilde devam etmiş, karşılığında markalar toplanmış, ama yeni marka alma neredeyse yarı yarıya düşmüştü.

İş başa düştü deyip, yeni demlenmiş çayları iki tepsiye sıralayıp bir eline bir askıyı, diğer eline diğer askıyı aldı. Koltuğunun altına sıkıştırdığı bir marka kutusuyla askıları sallaya sallaya müşterilerinin dükkanlarını, ofislerini dolaşmaya başladı.

Askılarda çay kalmadı. Hepsini dağıttı. Ancak hiç kimse yeni marka almadı.

“Sağol bizim kifayetli markamız var,” dedi çoğu.

Çay ocağına döndükten sonra bir kenara oturup hesap çıkarmaya çalıştı. Oğlu, bir köşeye sinmiş ona bakıyordu.

Aklı karışmıştı. Bu kadar çay sattıysak, bu kadar marka dönmesi lazım… Ama öyle değil.

Eeee!!??

Deli olmak işten değil.

“Ragıp enişte, onca senelik bankacısın bu durumu sen bile açıklayamazsın belki, d’il mi?”

Bu durumu Ragıp enişte bile belki çözemezdi, ama kahve siparişi için gelen tuhafiye toptancısı, fermuarcı Müzeyyen abla imdada yetişti.

“Abla, sen tiryakilerin sultanısın, n’oldu rejime mi başladın, çayı azalttın mı, misafirin mi az geliyor? Niye yeni marka almıyorsun?”

“Yok be çocuğum bende marka var. Bitince tabii alırım. Geçende şu bizim düğmeci Rıza, benden bir ay önce aldığı borcu ödemedi. Kapısına dayandım. Param yok, bana biraz müsade dedi. Evladım, benim de paraya ihtiyacım var, imalatçıya ödemem var, dediysem de ağladı sızladı. Hiç mi paran yok deyince çekmecelerindeki düğmeleri gösterip sana düğme vereyim dedi. Yok, be yavrum ben düğmeci miyim ki, n’apim ben düğmeyi dedim. Abla yemin ederim param yok, şu kadar çay markası var onu vereyim dedi. Devede kulak. Dişimin kovuğuna sığmaz, ama ver ulan o zaman dedim. Senden aldığı markaların hepsini bir torba içinde bana verdi. Hala onları kullanıyorum.”

Tuhaf bir durum. Düğmeci Rıza da marka almıyordu.

Astarcı Zühtü ve iplikçi Hüseyin de...

Tuhafiyeciler Çarşısı’nda anlaşılmaz, tuhaf bir durum vardı.

Peki, ama bunların çay, kahve, oralet siparişleri azalmıyordu da niye yeni marka almıyorlardı.

Üstelik son aldığı markaların kutuları bile açılmamışken çay ocağındaki marka sayısı artmıştı.

Hem işini yapıyor, hem de düşünüyordu. Demlenmiş yeni çayları tepsilere dizdi, Ragıp eniştesini de yanına alıp, iki elinde askıları sallaya sallaya komşuları bir daha dolaşıp bir daha işin aslını faslını anlamaya çıktı.

Telacı Süleyman’ı, kurdeleci Ayşe’yi, çıtçıtçı Eşref’i, çengelli iğneci Niyazi’yi, ponponcu Mustafa’yı tek tek dolaştı.

Meğer düğmeci Rıza, herkese, kimine üç kuruş, kimine beş kuruş borçlanmıştı. Sadece o mu, diğer esnaf ta birbirine borçlanmıştı.

Rıza, Müzeyyen ablaya borcunu Burhan’ın çay markalarıyla ödedikten sonra şeytana uyup, toptancısına koşturup yirmi kutu çay markası almıştı. Alacağını tahsile gelen komşularına çay markalarıyla ödeme yapmaya başlamıştı.

Astarcı, telacı, kurdeleci, çıtçıtçı, çengelli iğneci, ponponcu, düğmeci, fermuarcı, hepsi borcunu çay markası ile ödemeye başlamıştı.

***

Ragıp enişte, hemen kabaca bir hesap çıkardı.

Burhan’a, “Çayın bardağını kaça veriyorsun?” diye sordu.

“En son beş lira oldu.”

“Plastik markaları kaça alıyorsun?”

“En son toptancıdan 100’lük kutusunu 30 liraya aldım.”

“Markanın tanesi 30 kuruşa yani.”

“Evet.”

“Mesela ortada satılacak mal filan olmasa, çay, kahve falan da olmasa yani; 30 kuruşa aldığın bir adet plastik markayı bir bardak çayın fiyatına, 5 liraya satsan 100 markalık bir kutudan 470 lira cebine kalır. D’il mi? Artık kaç kutuluk marka kakalarsan o kadar karın olur.”

“Doğru be enişte! Vay alçak Rıza, vay…Vay cinin önde geleni…”

Ragıp enişte, “Vay ya, evladım şu senin komşu düğmeci Rıza, adeta ABD Dolarına rakip rezerv para yaratmış senin plastik çay markalarıyla,” diyor kahkahalarına hakim olamayarak.

Çaycı Burhan, “Para, ne yazık ki, yalnızca değerlerimizi değil, hayatlarımızı da bir hiçliğe indirebiliyor, bu örnekte göründüğü gibi,” dedi.

 “Enflasyonun müsebbibini bulduk.”

“Öyle enişte, para pul olmuş meğer.”

Zeytin kardeşliği ( Öykü )

 

 

Zeytin kardeşliği

 

Siz hey dillerini yitirenler,

Zeytince konuşun yeter! 

Ahmet Günbaş

 

Hey allahım! Şu göçmenler, sanki başka bir yer kalmamış gibi gelip, Adem abinin zeytinliğinin biraz aşağısına çadır kurup, yerleşmişlerdi.

Tam da zeytincilerin takvimine göre zeytinliklerin sürülmesi, ilaçlama, gübreleme ve sulama zamanında gelip yayılmışlardı zeytinliğin yamacına.

Gerilmişti, siniri tepesine çıkmıştı, ama sesini çıkarmadı, sabretti; ancak zeytinliğe de keyfi kaçar diye hiç gitmedi.

Ağaçlar bakımsız kalmıştı.

Mayıs ayı zeytin ağaçlarının en stresli ayıydı. Lohusa dönemiydi… Doğum sancısı dönemiydi. Eskiler, bu işi bilenler, Mayıs sonlarında zeytin bahçelerinde kuşların dahi uçmamasını arzu ederlerdi.

Ha bugün, ha yarın giderler, kalıcı değiller ya, diye umutlanmıştı; ama bütün bir yaz mevsimi geçmiş, hasat mevsimi gelmiş adamlar hala yerlerinden kımıldamıyorlardı.

Adem abinin oğlu Ragıp, “Bunları bir korkutup kaçıralım,” dedi.

Anası itiraz etti:

“Dokunmayın gariplere, mecbur kalmasalar memleketlerini bırakıp, te buralara gelirle miydi?”

Adem abi:

“Te be yahu, benim kafamı attırmayın, gitsinler başa bi yere kusunlar çadırlanı.”

“Herif, ne çabuk unutuvedin macirliğini. Artıkın sen de kendini yerliden mi sayıyon gari!”

Ufff!!! Tam damarından yakalamıştı Zehra abla kocasını.

Adem abi kapıyı çarpıp çıktı.

Kızmıştı, ama “Kadın haklı diye mırıldandı içinden. Öyle ya o da bir göçmen çocuğuydu en nihayetinde. Mübadeleden sonra kendilerine gösterilen bu kasabaya yerleştirilmişlerdi. Sonrasında evlenip, barklanıp, çoluk çocuk sahibi olmuştu bu ikinci vatanında.

“Be yahu, anacuğum, bubacuğum Selanik Karacaova’dan buralara göç etmeseydiler, belki ben ne Kürt, ne Ermeni, ne Arap görecektim hayatımda,” derdi, ikide bir.

***

Irmak kenarına doğru yürüdü.

Şimdilerde evde yatalak yatan amcası eskiden evden her sabah çıkıp dolaşırdı. Asırlık bir zeytin ağacı vardı ovada bir yerde. Çokluk oraya giderdi.

Ondan öğrenmişti dar zamanlarında gölgesine sığındığı bu ağacı.

Ağacın altına oturup düşünmeye başladı.

Amcası köyün yarım akıllılarındandı.

Yarım akıllı dedik ya, kendi kendine konuşurmuş güya ağaçla. Sonra kah kahvede, kah evde anlatırdı, ağaçla şunları, bunları konuştuk diye.

Yarım akıllı dedik, ama ailenin en okumuşuydu aslında.

Şöyle dedim ağaca diye başlardı:

“Ağaç emice, şöyle bi uzanıp, sırtımı vereyim yaşlı gövdene. Gölgene sığınayım Rüzgarda hışırdayan yapraklarının serinliği bi ferahlatsın içimi.”

Uzaklara dalıp konuşmaya devam ederdi:

“Ben bugün çok efkarlıyım, haberler kötü; bana yarenlik edecek biri lazım, bene bi kulak ver hele,” dedim.

Gözünün kenarıyla dinleyenler üzerinde söylediklerinin etkisini anlamak için bakardı:

“Yav, bi türlü öğrenemedi henüz insanlık kardeşliğin kıymetini be akideş… Halbuki sen hep herkese eşit verdin meyvandan. Şimdi anlat bakalım bene, neler gördün geçirdin? Anlat bakem zeytin ağacı, nasıl bir şey sen gibi onca uzun yaşamak. Şinci bırak kederli günleri, önce güzel günleden başla. Bu topraklarda yaşayan ahalinin kardeşliğinden bahset. Kim gelip, geçtiyse onlardan gari; Rumlardan, Türklerden, Kürtlerden, Ermenilerden, Araplardan…  Neler oldu? Usul usul anlat bene, diye sordum,” derdi.

Adem abi, çocukluk merakıyla, dizinin dibine oturur, can kulağıyla dinlerdi amcasını.

O yıllar Harbi Umumi zamanıydı, zor günlerdi; şimdiyse başka dertler var, diye düşündü Adem abi.

Yani değişen pek bir şey yoktu.

Muhtemelen Adem abi de, amcası da bilmezdi Homeros’u.

İlyada Destanı’nda yazdığına göre Homeros, gölgesine sığındığı asırlık, koca zeytin ağacına sormuş, “Senin sahibin kimdir?” diye. Ağaç, kulağına fısıldamış; “Ben herkesinim ve kimseye ait değilim; sen gelmeden önce buradaydım, sen gittikten sonra da burada olacağım,” demiş.

Öyle ya…

***

Göçmenlerin gelmesinin üzerinden aylar geçmişti.

Bütün zeytin köylerinde, geçen sezonun hasadının hemen arkasından, zeytinlikler sürülmüş, budama, aşılama, gübreleme, ilaçlama, sulama işleri yapılmış; bahardan itibaren ağaçların tomurcuklanması, somakların patlaması, çiçeklenmesi, tanelenmesi dikkatle izlenmişti.

Yaz bitip, sonbahar da yarılanmış, doğada yeşilin yerini alan başka renklerin dansı başlamıştı.

Taneler irileşmeye, yağlanmaya başlamıştı.

Ve işte, hasat zamanı gelmişti…

Zeytin hasadı, yöresine, iklimine, senesine göre değişmekle birlikte genellikle Eylül ayı sonunda başlayıp, Şubat sonuna kadar sürer. En önce sofralık yeşil zeytinler, arkasından erken hasat yağlık zeytinler, sonra siyah sofralık ve yağlık zeytinler toplanır.

Bir tatlı heyecan, telaş vardı köylerde, kasabalarda.

Köylülerin hepsi hasatta kullanacakları ellerindeki malzemeleri; sepetlerini, kasalarını, yaygılarını, üçayak merdivenlerini, sırıklarını, taraklarını, makinelerini gözden geçirip, onarmışlar; işgücü eksiği varsa Ege köylerinde “tayfa” diye adlandırılan zeytin işçilerinin temini için uzak köylere gidip, konuşup, anlaşmışlardı.

Yeşiline ihanet etmeyen ölümsüz zeytin ağaçları, tanrının insanoğluna armağanı olan meyvelerini vermeye hazırdı artık.

Tabii ki zeytin köylüleri de…

Ama Adem abi hazır değildi.

Oysa Nazım’ın “Türk köylüsü, topraktan öğrenip kitapsız bilendir” demesine uyan; çalışkan, kasabalıların sevip, saydığı, lafına itibar edilen bir adamdı.

Nazım’ın “Yaşamaya Dair” şiirini de ezbere okurdu kasketini çıkarıp, göğsüne bastırarak:

“Yani, öylesine ciddiye alacaksın ki yaşamayı, yetmişinde bile, mesela, zeytin dikeceksin, hem de öyle çocuklara falan kalır diye değil, ölmekten korktuğun halde ölüme inanmadığın için, yaşamak yanı ağır bastığından.”

Ancak bağda, bahçede izi olmayanın, hasatta yüzü olmazdı.

Ne var ki göçmenler yüzünden keyfi yoktu; komşulardan Hatice abla hasat için gittiği tarlada bir kuş yuvasından yumurta toplar gibi özenle zeytin toplarken on iki ayaklı zeytin merdiveninden düşüp, bacağını kırınca tadı iyice kaçmıştı.

***

Dalmış gitmişti.

Yanı başına kadar sokulup, üç metre ötesinde çömelmiş ona bakan ihtiyar göçmeni neden sonra fark edebildi.

Önce irkildi.

Zeytinliğinin kenarında çadırlarını kurup, yerleşen ailenin büyüğüydü bu ihtiyar.

Onu rahatsız etme endişesiyle ürkek bir tavırla selamladı.

Adem abi de selamına karşılık verdi.

Birbirlerini hep karşıdan görmüşlerdi. Hiç bu kadar yakın durmamışlardı.

İyi bir adama benziyordu.

Adı Abdülkerim idi. Suriye’den başlayan hikayelerini gözleri zaman zaman buğulanarak anlatmaya başladı.

Meramını Türkçe anlatabiliyordu.

Yürek dağlayan hikayelerdi.

Adem abi, bilirdi göçmenliğin ne olduğunu. Bütün göç hikayeleri hüzünlüydü. İnsan köklerinden, vatanından, sevdiği topraklardan, komşularından kopmak istemezdi.

Doğup, büyüdüğün toprakları bırakıp, başka diyarlara göçtüğünde oraların yabancısı oluyordun. Zor işlerdi…

Istrati usta, “Yabancı demek memleketini sırtında taşıyan insan demektir” demiş.

Bundan ne Adem amcanın, ne de bu adamın haberi vardı belki, ama doğru laftı.

Göçmenlik... Göç... Hicret... Daha da ötesi hicran…

Laf lafı açtı konu zeytinliğe geldi.

Abdülkerim:

“Zeytinliğin çok güzel, ama bakımsız. Bu sene bir kere olsun bahçene gelip bakım yaptığını görmedim. Ağaçların senin bu ilgisizliğine rağmen iyi ürün vermiş,” dedi.

Adem abi, “Sizin yüzünüzden, siz oradasınız diye kızdığımdan gelmedim,” demedi.

Abdülkerim’i süzüp, “Sen ne anlarsın zeytincilikten,” demek istedi, onu da demedi.

Adam, konuyu savaştan kaçıp, kendi memleketinde terk edip, gelmek zorunda kaldığı zeytinliklerine getirdi. Meğer onunkinden daha büyük zeytinlikleri varmış.

Yedi sülalesi zeytinciymiş.

Öyle şeyler anlattı ki Adem abi, kendi bilgisizliğinden utandı.

***

Birlikte kalkıp Adem abinin zeytinliğine gittiler.

Abdülkerim, ağaçların dallarındaki zeytin tanelerini baktı. Bir iki zeytin tanesini koparıp, avucunun içinde ezdi.

“Biraz daha gecikirsen bu sene zeytinyağından ümidini kes,” dedi.

“Ne yapmak lazım?”

“Yarın başlayalım, Bir haftaya bütün zeytini toplarız.”

Gerçekten de ertesi günü sabah erkenden göçmenler kolları sıvayıp, zeytinliğe girdiler. Gece gündüz demeden arı gibi çalışıp bir haftada hasadı bitirdiler.

Один час с тобой

 

Один час с тобой

 

Мы с тобой познакомились в тот дождливый весенний день, когда опоздали на автобус.

Я-то, впрочем, знал о тебе и раньше, а вот ты о моем существовании даже не подозревала.

Я знал, что ты порой заходишь в гости к Сабри-бею, хозяину сувенирной лавки на набережной. Может быть, вы просто были знакомы, или же ты приходилась ему родственницей – скажем, свояченицей? Это мне было неведомо.

С тех пор, как я впервые тебя заметил, я много раз ходил мимо лавки в надежде увидеть тебя снова.

Когда ты выбежала из-за деревьев, я уже сидел на остановке, сосредоточенно изучая строение полевого цветка, который сорвал по дороге.

Ты подошла ко мне, с трудом переводя дыхание.  

- Извините, автобус уже ушел?

От звука твоего голоса у меня мурашки побежали по коже.

Я много раз тебя видел, но голос твой слышал впервые.

- Совсем недавно ушел, я тоже за ним бежал, да не успел.

Ты печально вздохнула, и твое теплое дыхание коснулось моей кожи.

На лбу у тебя выступил пот. Было видно, как ты устала. Немного поколебавшись, ты все же села на другой конец скамейки.

Потом жалобно сказала:

- Эх, а мне на работу надо успеть… - так, словно я знал, что это за работа.

Перестал накрапывать дождик.

Ты встала – решила было пойти назад. Потом немного подумала и снова села.

- А когда следующий автобус?

- Через час.

- Делать нечего, подожду, пожалуй. А вы тоже автобус ждете?

- Да, - односложно ответил я.

Наступила долгая тишина. Потом ты снова заговорила.

- Так жарко, пить хочется, а вокруг ни одного магазинчика…

- Этому горю можно помочь! До автобуса еще есть время, - отозвался я.

Повезло мне! Магазинов поблизости, действительно, не было, но я знал, что на углу за деревьями прячется небольшое кафе. И я быстренько туда сбегал. 

Когда ты увидела меня с двумя бутылками газировки и бойозом[1] в руках, твое лицо прямо-таки засветилось от радости.

- Сколько с меня?

- Нисколько.

- Мне так неловко…

И на твоих губах появилась улыбка – как же она мне нравилась!

Ты даже не подозревала, что с лихвой возместила мои расходы на газировку.

Потом пришел этот чертов автобус. Глядя, как он подъезжает к остановке, я с горечью думал, до чего же быстро пролетело время.

Ты вошла первой, я – следом. Побоявшись смутить тебя, сел на пустое место в передней части салона.

Я ни разу не оглянулся, но знал, что ты сидишь где-то сзади, и от этого на душе было тепло.   

Впервые меня расстроило, что путь так быстро закончился.

Автобус въехал в Измир. Сходя на своей остановке, ты прошла мимо меня и с улыбкой сказала:

- До свидания!

Больше мне ни разу не довелось тебя увидеть.

Вроде бы мы и познакомились, но я даже имени твоего не узнал. И все же каждый раз, когда в моем присутствии заходит речь о красивых девушках, я вспоминаю твое лицо, которое запомнил навсегда.

 

---

[1] Бойоз – булочка, приготовленная из множества тонко раскатанных слоев теста, кулинарный символ Измира.

57 –я модель Кадиллак

 

 

57 –я модель Кадиллак

 

М. Хаккы ЙАЗЫДЖЫ

Перевод: Е.Прищепы

 

 

Свое имя Кадиллак получил от успешного предпринимателя, основавшего город Детройт. 57-я модель Кадиллак была выпущена в 1957 году, и явилась воплощением мечты и предметом вожделения каждого тогдашнего американца. Именно эта модель с передней  частью, напоминающей закругленные усы г-на Дугласа Фаирбанкса и впечатляющим своей необычностью овальным лобовым стеклом. Этот автомобиль явился символом  времен, когда рок-н-ролл был на вершине популярности, и в кинотеатрах показывали фильмы, в которых фастфуды посещались исключительно на автомобилях.

Кадиллак появился в Турции, ожидающей превращения в «Маленькую Америку» раньше Кока-Колы и Макдональдсов.

Демократическая партия Турции, провозгласив девиз «создать миллионеров в каждом квартале», созвала всех миллионеров на национальный совет. Они пришли к власти с лозунгом, соответствующим духу 46-го года «Хватит, теперь право голоса принадлежит народу». 

В Турции первым владельцем Кадиллака 57-й модели стал состоятельный гражданин, Депутат, построивший свой капитал на фермерском деле. В числе других он был приглашен принять участие в заседаниях национального совета, который, благодаря одному из экспортеров, узнал о размере его доходов. На собрания депутат фермер приезжал на автомобиле Кадиллак. Он важно восседал на заднем сиденье, а за рулем автомобиля красовался солидного вида пожилой водитель, одетый  в темно-синий костюм. После окончания собрания национального совета господин Депутат садился в Кадиллак, и автомобиль с хозяином начинали свое движение. Сначала через центральную станцию на площадь «Тандоган», оттуда в местность «Бешевлер», затем в квартал «Эмек» и в городок «Израильские дома». Все, кто встречал их на своем пути, приходили в несказанное изумление, и в знак уважения уступали дорогу. Сидя на заднем сидении автомобиля, Господин Депутат с гордостью наблюдал за происходящим, получая сказочное наслаждение. 

Но сказке этой вскоре пришел конец.  Кадиллак эмигрировал из Америки в эту непонятную страну, где людям была нужна не демократия, а шикарная жизнь, как и во всех западных странах.   

Во время переворота 27 мая, Депутат был схвачен в курятнике, в котором он прятался от солдат. Счастливая жизнь Кадиллака закончилась, когда господина Депутата вместо национального совета отвезли в Стамбульский суд, и осудив направили в городскую Тюрьму г.Кайсери. Жизнь господина Депутата, его супруги и детей была полностью разрушена, автомобиль же остался без заботы и внимания, заброшенным и забытым.          

Господин Депутат после освобождения из тюрьмы, почему-то посчитал, что это автомобиль принес ему неудачу и явился причиной всех его бед, продал свой Кадиллак богатому бизнесмену по имени Осман бей, который занимался предпринимательской деятельностью в городе Стамбуле. Господин Осман в те времена занимался импортом товаров, а также ставшими модными промышленными инвестициями. Благодаря своим связям он каким-то образом имел доступ и к государственным деньгам. Он был одним из немногих инвесторов в промышленном секторе. Кадиллак воспрял духом. У него появился очередной богатый владелец, он теперь жил в хорошем доме. Его владелец оказался весьма корыстным и предприимчивым человеком. В это время стало модным посещать  кинотеатры, и он сдал автомобиль в аренду режиссеру, который снимал фильмы, в которых дочери богатых родителей выходили замуж за бедных, но молодых и красивых водителей. Режиссер параллельно и сам снимался в кино, играя вместе с такими выдающимися актерами, как Бельгин Дорук, Тюркан Шорай и Мухтерем Нур. Он был богат и  знаменит, и просто млел от удовольствия, когда, проезжая мимо кинотеатров, устроенных на открытом воздухе, его водитель сигналил знакомым.          

К сожалению, в этом мире всему хорошему приходит конец. Автомобили имеют свойство стареть и терять свою ценность. Бухгалтеры, вечно подсчитывая амортизационные расходы, подводят итоги, насколько упала стоимость того или иного автомобиля. К тому же появились и новые модели. Но Кадиллак не очень переживал по этому поводу, так как популярные в те времена американские машины были вне конкуренции по сравнению с  маленькими европейскими автомобилями, которые по габаритам и по качеству отделки во многом им уступали. Бедные европейские производители еще не владели должным уровнем технологий и знаний, чтобы конкурировать с американскими.        

Через некоторое время автомобиль начал догадываться, что владелец недоволен его высоким аппетитом. Большой расход дорогого топлива Кадиллаком послужил причиной того, что господин Осман приобрел себе европейский автомобиль Мерседес, выставив Кадиллак на продажу в галерею. Здесь его вскоре и приобрел уроженец района Эренкой  по имени Серхат, который работал водителем на маршрутке по направлению Бостанджы – Таксим. Серхат до тех пор, пока не вышел на пенсию, занимался извозом. На своем микроавтобусе Форд он развозил школьников по школам, персонал  на работу днем, а ночью - пьяных граждан по домам. Путь их обычно пролегал по шумному проспекту Багдат, а также в другие места через мост Богазичи, обладающий самым красивым видом на природу во всем мире, из района Бостанджы в район Таксим, а также из района Таксим в район Бостанджы. Серхат, для большей вместительности выдвинул свое водительское сиденье вперед, а за своей спиной установил еще одно пассажирское место. Чтобы уменьшить расходы, бензиновый двигатель был заменен на более дешевое газовое оборудование. Он «украсил» Кадиллак кучей разных аксессуаров и абсолютно изменил внешний вид. От прежнего автомобиля пятидесятых годов не осталось и следа. Серхат очень любил свой Кадиллак, считал его единственным источником дохода, но машина не отвечала ему взаимностью. Еще больше Кадиллак обозлился на хозяина после того, как его сменили на микроавтобус после запрета муниципальных органов на использование автомобилей американского производства.          

В результате автомобиль оказался на автомобильной свалке. Долгие годы провел он здесь под дождем и снегом. Кузов начал гнить. Никто не приближался к нему. С ним дружили только мальчишки из бедных семей. Он для них был единственной игрушкой, так как родители не могли позволить себе купить своим детям игрушечные машины с дистанционным управлением. Забравшись на водительское сиденье, они воображали быструю езду, мечтая в будущем стать водителями. Кадиллаку нравилось доставлять мальчикам удовольствие. За это время он стал очень старым. Бабушка хозяина свалки пережила двух падишахов и семь президентов, а он пережил  переворот 27 мая, еще 2 переворота и один постмодерн переворот во второй своей родине, жалкой пародии на Америку. Несмотря на свои мытарства, автомобиль очень сильно полюбил местных жителей и разделял их печали и радости.        

В тот момент, когда автомобиль уже смирился со своей участью, он привлек внимание автомобильного мастера Реджепа, который восстанавливал старые автомобили и выставлял их на продажу в галерее старинных изделий Долапдере. Сначала Реджеп передал Кадиллак мастерам по кузовному цеху и малярам. Наконец, через месяц их усилий, Кадиллак приобрел хотя и не роскошный, но весьма достойный вид. В галерее он был выставлен на самое видное место, и стоящий рядом автомобиль Шевроле 56 изнемогал от ревности. Многие посетители останавливались завороженно перед обновленным Кадиллаком, но цена была слишком высока, и никто не решался приобрести его за указанную сумму.           

В один осенний солнечный день, стремительно летевший со стороны проспекта Касымпаша Бахрие автомобиль Альфа-Ромео, резко затормозил напротив галереи. Не сработай система АБС, аварии было бы не избежать. Водитель выскочил из автомобиля и обратился к женщине, сидевшей на переднем сидении:

- «Мама смотри, это же 57-я модель Кадиллак.»

Мать кивнула, подтверждая его слова.

- «Да, очень похож на автомобиль твоего покойного отца».

- «Хорош, правда?»

Автомобиль сразу узнал этого молодого человека. Вот это судьба. Это же Орхан, младший сын депутата. Спустя годы он сильно возмужал. Кадиллак вспомнил, как однажды, будучи совсем  ребенком, когда водитель на минуту оставил машину, он быстро сел за руль, и, переключив на нейтральную передачу, включил замок зажигания. Повезло, что он был настолько маленьким, что не доставал ногой до педали газа, иначе катастрофы было бы не миновать. Они въехали в дерево, отделавшись царапинами на кузове.

«Бедный папа», - Орхан тяжело вздохнул.

Он еще некоторое время внимательно изучал автомобиль, пытаясь найти следы тех самых царапин. Он понял, как соскучился по этому автомобилю. Автомобиль всколыхнул в нем детские воспоминания. Во время путешествий он любил лежать на заднем сидении. С возрастом люди становятся ниже. Но Кадиллак наоборот, вытянулся, так как водитель Серхат удлинил его переднюю часть, а в багажной части установил газовое оборудование.

Сотрудник галереи Реджеп быстро сообразил, что перед ним потенциальные покупатели  и подошел к Орхану и его матери, которая к этому времени вышла из автомобиля Альфа-Ромео.

- «Мама, может купим?»

- «Сынок, тебе виднее».

Но Орхан уже принял решение, достал из кармана чековую книжку, указав в ней требуемую сумму, сказал:  

- «Я отправлю своих представителей, чтобы оформить сделку».           

Так, после долгого жизненного пути, автомобиль снова стал жить со своими прежними владельцами. Господин Депутат скончался, супруга его постарела. Орхан вырос, стал академиком и профессором. Работал в университете, женился, и у него родилась дочь. Кадиллак же постарел, но дожил до третьего поколения в семье. Судьба автомобиля была похожа на судьбу всей страны, которая то поднималась на вершину, то падала в бездну. Несмотря ни на что, он был ею доволен. Дойдя до свалки, он выбрался оттуда обновленным и вновь вернул свою репутацию, возвратившись к своим первым хозяевам.

 

Рассказ был опубликован:

Литературный Журнал «Нотос», вып.25, декабрь-январь 2011 г.,

Сборник рассказов «Магазин потерянного времени» январь 2015г.

Когда дет лодосу

 

Когда дет лодосу[1]

 

Ух, ну и разозлилась же она на Шейму!.. Ну почему ей тихо не сиделось, зачем встряла? Новая учительница попросила всех учеников представиться и рассказать о себе: имя, фамилия, кем работает отец, и так далее… Наджийе и рта не успела раскрыть, как Шейма выпалила: «А ее папа на берегу работает: собирает, что море выбросит, когда лодос!» Ей-то какое дело? Сама Наджийе хотела сказать, что отец у нее – человек свободной профессии. 

А разве не так? Начальника у него нет, работает, когда захочет – точнее, в те дни, когда дует лодос... Если кого и можно было назвать его начальником, то именно этот ветер, позволявший ему зарабатывать на хлеб. Море, разбушевавшись, выбрасывало на берег в Кумкапы[2] всякий хлам, среди которого отец искал полезные вещи, которые можно продать. Каждый вечер он возвращался домой, нагруженный своими находками, и Наджийе казалось, что ее папа – самый дельный отец в мире, ведь он ни от кого не зависел и мог сам прокормить свою семью. Иногда он дарил дочери найденные на берегу игрушки. Однажды вечером принес пластмассовую куклу, которой Наджийе дала имя Эбру и которую так полюбила, что никогда с ней не расставалась. Но одна кукла что – все игрушки, что были у Наджийе, принес с моря отец. У Эбру не было волос и одного глаза, ну и пусть. Наджийе попросила маму сшить для куклы платьица – так красиво вышло! Эбру – так звали прежнюю учительницу. Наджийе очень любила Эбру-ханым, и горько плакала, когда та попросила перевести ее в другой город и уехала.   

***

До чего же дрянная девчонка эта Шейма! Она и раньше так поступала. Однажды прямо посреди урока подняла руку и громко сказала: «Эбру-ханым, а Эрджумент написал Наджийе любовное письмо!» Как будто учительница ее спрашивала. Ясное дело, сделала она это из зависти…

Учительница подошла, пролистала тетрадку, куда Наджийе спрятала письмо, и нашла его.

Это письмо Эрджумент вручил ей на перемене, на школьном дворе: ни слова не говоря, сунул конверт и убежал. Наджийе сначала не поняла, что это такое. Открыла конверт, прочитала, удивилась, подумала, что это какая-то игра. Потом она еще много раз его перечитывала. А эта гадкая Шейма увидела, как она прячет письмо в тетрадку, силой отняла его и принялась насмехаться. Наджийе думала, что этим дело и кончится, ей и в голову не приходило, что эта негодница может наябедничать учительнице… И вот, пожалуйста.

За партами сидели по трое; если бы между ними не было Айсун, Наджийе хорошенько ущипнула бы эту Шейму. От стыда она покраснела, как рак. Украдкой бросила взгляд на задние парты: Эрджумент, сидевший между двумя своими приятелями, так съежился, что, казалось, стал еще меньше ростом (он и так-то был невысокий) и вот-вот скроется под партой.    

Эбру-ханым вернулась за свой стол и прочитала письмо. Улыбнулась; потом прочитала еще раз, и глаза ее затуманились. Письмо она аккуратно сложила и спрятала в карман. Наджийе решила, что учительница сильно разозлилась и пожалуется директору; еще много ночей потом она никак не могла уснуть от страшных мыслей о том, чем это все может закончиться. Потом пошел слух, что Эбру-ханым показала письмо своему жениху и сказала: «Видишь, какие прекрасные письма малые дети пишут своим любимым девочкам! Смотри и учись!» Жених не принял это всерьез, стал смеяться. Говорили, что тогда Эбру-ханым разозлилась на него и разорвала помолвку; потому-то она и попросила, чтобы ее перевели в другой город.  

***

Очень скверная девчонка эта Шейма… Сколько гадостей она наделала! И отец ее странный человек. Хозяин бакалейной лавки… Тоже, стало быть, человек свободной профессии. Чем он отличался от отца Наджийе, спрашивается? Но Шейма ей завидовала. Наверное, потому, что отец не приносил ей игрушек. А может быть, из-за Эрджумента… Однажды, когда Наджийе пришла в лавку (мама оправила ее купить бельевых прищепок) с куклой под мышкой, дядя Тахир, отец Шеймы, спросил:

- Скажи-ка, Наджийе, кто у этой куклы папа?

Взгляд у него был такой же противный, как у Шейды, и усмешка такая же.

- У нее нету папы, - ответила Наджийе.

- Нет уж, милая, скажи без утайки, кто?

- Говорю же, дядя Тахир: это кукла, игрушка. А у игрушек не бывает пап!

Да, не бывает. А жаль. Вот бы папой этой куклы был Эрджумент!.. После выходки Шеймы Эрджумент перестал даже смотреть на Наджийе – всё обходил ее стороной, потупив взгляд. Сильно испугался, бедняжка… Этак она скоро забудет, какого цвета у него глаза.      

***

Однажды вечером отец Наджийе, человек довольно щуплый, притащил с берега женский манекен больше себя ростом. Услышав его шаги, Наджийе босиком бросилась к двери. Увидев отца с изящным манекеном под мышкой, удивилась, а потом решила, что он принес ей новую игрушку.

Мама стирала во дворе и ничего не видела.   

Отец достал из гардероба старое мамино платье, которое она носила в юности и уже давным-давно не надевала, поскольку оно стало ей мало, надел на манекен и усадил его на самое видное место. Очень красиво получилось. Отец налил себе рюмку ракы[3], порезал брынзу и помидоры, положил на тарелку и уселся напротив манекена.

Когда в комнату с вошла мама с бельевой лоханью в руках, разразился страшный скандал. «Да что ж ты так кричишь, она же не живая! Это просто пластмассовый манекен. Чем она отличается от куклы Наджийе, скажи на милость?» - твердил отец, пытаясь убедить маму, что ничего необычного не произошло. Но мама никак не успокаивалась, все кричала и кричала, а потом решительно заявила:

-Или я, или этот манекен!

Тут уже взбеленился отец.

- Вот как? Ну, я пошел! – и выскочил на улицу, хлопнув дверью.

Куда он пошел, сомневаться не приходилось: или в кофейню, или в мейхане[4]. Там он проводил время в те дни, когда не дул лодос. Он ведь был человеком свободной профессии. 

Вернулся отец, как всегда, пьяным. Не увидев манекен на месте, страшно рассердился и заорал на маму:

- Где она?!

Мама кивнула в сторону сада:

- Получила по заслугам!

Отец, пошатываясь, вышел в сад, потом за ворота и побежал к роще между домами и кладбищем. Там давно уже собралась толпа, в воздухе стоял гул голосов. «Человека убили! Повесили там, в роще!» Первой увидела среди ветвей темный силуэт соседка, тетя Хатидже, и так громко завопила, что услышали жители всех окрестных домов. Новость быстро разнеслась по кварталу. Из ближайшего полицейского участка приехал патрульный автомобиль. Ночь была безоблачная, на небе сияла луна, и в ее свете было видно, как в роще покачивается на ветру страшная тень. Один из полицейских направил на эту тень свой фонарик, и все увидели манекен, висящий среди голубовато-розовых цветов багрянника.       

- Ах, бедняжка! Такая красивая, такая молоденькая! – убивалась тетя Хатидже.

Тут подбежал отец Наджийе. Забрался, к удивлению собравшихся, на дерево, снял манекен, а потом, провожаемый изумленными взглядами, потащил его прочь.

***

Домой он в ту ночь не вернулся. Наджийе так и не смогла сомкнуть глаз, а на следующий день не пошла в школу. Получалось, что отец предпочел матери эту пластмассовую женщину! Но ведь он был хорошим человеком – во всяком случае, лучше, чем отец Шеймы. Выпивал, не без того, но семья ни в чем не нуждалась.

Весь день Наджийе пролежала у мамы на коленях в обнимку с куклой Эбру. Однажды спросила:

- Мам, а папа теперь никогда не вернется?

- Не задавай глупых вопросов! – раздраженно ответила мама.

***

Отец пришел вечером, снова пьяный. Манекен он по хорошей цене продал одному торговцу одеждой. Принес с собой куклу-мальчика в костюме моряка. Наджийе очень обрадовалась, схватила новую игрушку и сказала:

- Назову его Левент. Будет женихом Эбру!

 

27 апреля 2005, Козъятагы

---

[1] Так в Турции называют сильный юго-западный ветер.

[2] Кумкапы – район, расположенный в европейской части Стамбула, на берегу Мраморного моря.

[3] Ракы – турецкая анисовая водка.

[4] Мейхане – питейное заведение.